Три стихии. Вода

[Kyoto_kid]

Сновидение. Я уже даже не помню, когда впервые мне приснилась эта... Даже не знаю, как сказать. История? Эпизод? Во всяком случае, не меньше пяти раз. С небольшими различиями, но с общим настроением, действием и деталями.

Обычно считается, что сны, это продолжение наших дневных дел. Мозг самостоятельно пытается решать проблемы и задачи, в результате мы видим некие причудливые образы. Но хоть ты тресни, я не могу даже вообразить, какие такие события могли спровоцировать содержимое моей головы на подобные видения.

Неожиданно сложным оказалось оформить это всё в виде текста. Живые, невероятно реалистичные ощущения превращались ни во что, в белиберду и бред, как только я пытался их описать. Ловля тумана сачком для бабочек. Понадобились не менее двадцати правок, пока результат не стал удовлетворять меня. Но в конечном итоге если существует на свете машина сновидений, то этот текст почти готовая программа для того, чтобы я ещё раз увидел этот сон. А вы могли его прочесть.

AQUA

Ожидание было недолгим. Честно говоря, одна из немногих вещей в жизни вызывающих у меня раздражение, это ожидание. Всего чего угодно. В школе я ненавидела ждать результатов контрольных, даже если наперёд знала, что написала их плохо. Ещё терпеть не могла рассматривать картинки на стенах в приёмной у дантиста, в ожидании осмотра. Изнывала в очереди у бензоколонки летом, по дороге к морю.

Но в этот раз мои опасения были напрасны. Они приехали даже немного раньше оговоренного времени. Двое мужчин — работники фирмы по продаже сантехники. Не то чтобы я так уж гналась за модой в этой области — всех этих современных устройств с подогревом, музыкой и чёрт знает с какими ещё функциями. И уж естественно, сберегающих воду. А ту, что пришлось потратить, непременно бы использовали наилучшим образом до последней капли. Это всеобщее повальное увлечение бережливостью. Если так пойдёт и дальше, будущее представлялось мне в нерадостном свете. Душевые кабинки для утренних омовений, где дрожащим ото сна бедолагам будут демонстрировать очередной документальный фильм о засухе в Анголе, поливая тёплой водичкой небольшого напора. Всё лишь для того, чтобы усовестить расточительных потребителей драгоценной влаги. А и в самом деле, зачем мыться каждый день? Зелёные технологии грязных дел.

Новинки индустрии меня не интересовали. По правде говоря, всё дело было в плитке. В больших старомодных керамических квадратах с замысловатым узором и мелким рельефом. Каждый раз заходя в ванную комнату, я ощущала себя словно в огромной супнице из веджвудского фарфора. Пренеприятное ощущение доложу я вам. Именно с этой чёртовой плитки всё и началось.

Тусклая лампа, скрытая колпаком из лунно-белого стекла вправленного в массивный бронзовый корпус, еле-еле освещала обширное помещение с высоким потолком. Включалась она настенным устройством, которое язык не повернулся бы назвать включателем. Потому что его надо было не нажимать, а вращать по часовой стрелке. С самого момента постройки дома, в этой квартире, похоже, не меняли ничего, кроме электропроводки. Да и то, она была внешняя. И скрученными чёрными жгутами змеилась по стенам, удерживаемая через равные промежутки фаянсовыми колпачками изоляторов.

Дом, где я арендовала эту уютную двухэтажную квартиру, был старым. Очень старым. С парадной лестницей, чёрным ходом и отдельной комнатой для консьержки. И ещё был этот запах. Едва уловимый, но сразу узнаваемый. Как запах в старом кинотеатре. В зале с истёртой позолотой и красными плюшевыми креслами. Где бархатную темноту прорезал яркий луч чёрно-белого фильма с когда-то безумно популярными, давно умершими кинозвёздами. Запах слежавшейся пыли в тёмных углах. Запах времени.

Всё остальное тоже не отличалось новизной. Лифт больше напоминал музейный экспонат, чем средство вертикального перемещения. Я воспользовалась им только единожды, и с тех пор всегда поднималась к себе исключительно по лестнице. Бегом, прыгая через одну ступеньку. Это было похоже на игру в догонялки. Уже успев запереть за собой входную дверь, и расшнуровывая беговые кроссовки, слышать, как лифт только-только добирался до моего этажа. Кабина, пахнущая старыми коврами, поднималась с солидной неторопливостью, немного вздрагивая между перекрытиями этажей. Так и чудилась работа древнего механизма, напоминающего внутренности огромного будильника, масляно вращающиеся шестерни которого, неспешно могли поднять скрипучую кабину хоть под самую крышу, где на чердаке, важно курлыкая, хозяйничали упитанные белоснежные голуби. И всё же я считала, что с квартирой мне очень повезло. Дом находился в выгодном месте, недалеко от центрального проспекта, но в тихом переулке. От шумных улиц его заслоняли стеклянные офисные высотки и торговые центры.

Хотя плитка в ванной комнате и была, наверное, по-своему красива, это было совсем не то, что бы мне хотелось видеть в подобном месте. Современный светлый кафель персикового цвета, в интерьере похожий на мой, который я случайно увидела в одном глянцевом журнале, решил исход дела. Заодно со стенами и полом пришлось поменять и сантехнику, которая была подстать старой плитке. Желтоватого цвета, словно пергамент, давно растерявшая весь свой лоск, да ещё вся в замысловатых завитушках. Водопроводные трубы, хотя и медные, со временем совсем почернели, что тоже вовсе не добавляло уюта. Домовладелец был только рад моим намерениям обновить обстановку и, заручившись его согласием, я приступила к делу.

Плиточник завершил свой труд ещё вчера, а уже сегодня мужчины в синих комбинезонах, застелив пространство от ванной комнаты до входных дверей толстым ковром полиэтилена, деловито стуча инструментами, заменили всё оборудование и трубы. Дрель с пронзительным визгом вгрызалась в толстые стены, а вкрадчивое шипение автогена означало конец ветхим трубам горячего и холодного водоснабжения. Самым сложным оказалось избавиться от старой ванны. Широкой, на львиных лапах, с изгибами в изголовье, и тяжёлой как танк. Перевернув ванну вверх дном, пыхтя и переругиваясь, изнемогая под её весом, работники чуть не разворотили мне дверной косяк, затем едва не уронили её на лестнице, и, сопровождаемые визгливым лаем шпица, вернувшимся вместе с хозяйкой с дневной прогулки, наконец, выбрались на улицу. Выглянув в окно, я ещё минут десять наблюдала, как они остервенело пытались запихнуть её корпус, сверху похожий на панцирь огромной черепахи, в свой белый фургон, с большой красной надписью RAVAK на левом борту.

Старая лоханка — чугунный зверь. Сколько дамских и мужских спин, покрытых ароматной пеной, опускалось в твои воды. Сколько раз ты согревала их озябшие тела в зимнюю пору, и дарила мимолётную освежающую прохладу в зной. И никакой признательности, ни одного доброго слова. А теперь тебя увезут дорогами без названия в последний путь. Бесславный конец.

Занятая вечерними хлопотами я время от времени думала о судьбе вещей, и предателях-людях, как вдруг вспомнила свой старый детский зонтик. Светло-синего цвета с бамбуковой ручкой и перламутровым набалдашником. Японский сувенир — подарок на день рождения. Ты помнишь его? Твоего верного спутника. Твою защиту. Когда город накрывала пронизывающе-ледяная стена осенних дождей, и радужный свет фонарей клубился в водяной пыли, он простирал свои ладони над твоей головой как крылья ангела-хранителя. На сером тротуаре будто распускался невиданный цветок, синий бутон из далёкой страны. По дорогам сновали урчащие мокрые машины с горящими глазами, и высокие люди со злыми лицами спешили по делам. А ты стояла на перекрёстке, ожидая зелёный, крепко сжимая обеими руками ручку светло-синего зонтика, и в маленьком мире над твоей головой было сухо и уютно. Только потом твой надёжный союзник был предан забвению, и валялся в чулане, выставив свои изломанные спицы в разные стороны, как засохшее уродливое насекомое.

Предательница, предательница...

За этими раздумьями незаметно подкрался вечер. До самого сна меня не оставляло какое-то странное чувство. Будто где-то высоко в небе колебалась басовая струна, распространяя вокруг невидимые волны.

Сплю я необычайно чутко, и, естественно, не могла не услышать, как начался дождь. Звуча на все лады, он нежно шелестел по листьям деревьев, убаюкивающе шуршал в водосточных трубах, и назойливо хлопал по кровле домов и крышам автомобилей. Сквозь сон я подумала о недавно посаженых розовых кустах в маленьком саду под моими окнами. Новые розы, с которыми я столько возилась, тонкие и нежные цветы редких сортов — и вот теперь дождь. «Как бы их не побило, — подумала я недовольно. — Проклятие...»

Как не лень было вставать, но я поднялась с постели и подошла к окну. Глазам моим предстала тихая улочка, несколько припаркованых автомобилей у обочины, да уличные фонари, в режиме экономии после полуночи освещающие асфальт дороги мягким желтоватым светом ламп вполнакала. Ни огромных луж, ни ветра, угрожающего моим драгоценным розовым кустам, ни даже самого пустякового дождика не было и в помине. Я с недоумением разглядывала ночной пейзаж, отчётливо слыша шум воды. Даже уже не дождя, а целого ливня. Если её не было снаружи, значит, она лилась внутри дома. Плохо соображая спросонья, я растерянно мяла пальцами плотную ткань штор. Перебирая возможные варианты, я словно рылась в стопке книг — настолько мысли были заторможены. Сообразив, наконец, провести логическую связь между новыми водопроводными трубами и шумом воды, я, наконец, поняла, в чём дело. Проклятые водопроводчики! Мерзкие негодяи! Да у меня там настоящий потоп! Наверняка соседей снизу уже заливает. С лепнины потолка тонкими струйками течёт вода, французские обои, пузырясь, отстают от стен, на антикварную мебель с гулкими ударами падают тяжёлые капли, а несчастный шпиц, охрипнув от лая, носится кругами по влажному ковру, поднимая тучи мелких брызг.

От досады закусив нижнюю губу и на ходу натягивая халат, я бросилась бежать по лестнице вниз, в ванную комнату. Поколебавшись мгновение, и уже воображая себе масштабы произошедшего, я включила свет и распахнула дверь.

Лишь позднее я задала себе вопрос: отчего совсем не удивилась, что в гостиной и коридоре было сухо? Ведь, судя по звуку, напор воды был велик, да и времени прошло порядочно, пока я просыпалась и стояла у окна спальни. Но все разумные мысли моментально покинули моё сознание, когда я увидела ванную комнату. Шкафчик и хромированная сушилка для полотенец были на месте. Только ни новой ванны, ни остальной сантехники не было. И самое главное — напрочь отсутствовала противоположная стена, на которую я со дня на день собиралась водрузить вполне себе приличную репродукцию «Пруда с кувшинками», Моне.

Стены не было. Совершенно не было. Даже признаков того, что здесь когда-то была стена, не было никаких. Пол, покрытый новым ковриком цвета морской волны, заканчивался полосой плинтуса и продолжался дальше, но уже странной поверхностью, напоминавшей собой кирпичную кладку, уходящую в темноту. Она действительно была похожа на кирпичи. Это было вдвойне странно, так как я точно знала, что за исчезнувшей стеной ещё вчера находились коммуникации труб, утеплитель, наружная стена дома и внутренний двор. Там просто не могло быть никаких кирпичных полов.

Более того, ванную комнату наполнял грохот воды. От этого нестерпимого звука бушующей стихии холодела спина. Во тьму уходила кирпичная дорога, а вдалеке, из непроглядного мрака выступал высокий каменный утёс, похожий на обломок чёрного зуба. И над всем этим нависала чудовищная, невероятных размеров железная труба, забранная решёткой, которая извергала настоящий водопад воды, отвесной стеной падавшей куда-то вниз.

Прислонившись плечом к двери, я ошалело смотрела на эту фантастическую картину. Плотнее запахнув полы халата, я осторожно сделала босыми ногами несколько шагов, и ступила за плинтус, сразу оказавшись по ту сторону привычного мира.

Под ногами и впрямь была кирпичная поверхность. Кирпич был скользким и влажным. Ступнями ног я ощущала его шершавую поверхность и мелкие камешки, там и сям рассыпанные на пути. Всё происходящее было дико и странно. Но непонятнее всего для меня было тёмное пространство над головой. Это было не ночное небо, не дымовая завеса, и не крыша. Даже если бы и существовала на свете крыша такой высоты и размеров. Это была тьма. Непроглядная, однородная, абсолютная. И из этой тьмы вниз спускалась труба, в диаметре приблизительно равная железнодорожному тоннелю. Яростные потоки воды, белоснежно пенясь, устремлялись вниз. Осторожно шагая вперёд, я только сейчас осознала, какой грохот создавала эта огромная масса воды. Скала под моими ногами мелко вибрировала, а всё вокруг время от времени обдавало холодной водяной пылью от взмывающих вверх брызг. Я оглянулась назад. Светлый прямоугольник ванной комнаты, моя связь с реальностью, остался далеко позади. Мне вдруг очень захотелось развернуться, и побежать обратно, прочь из этой мокрой рокочущей темноты. Но странное чувство любопытства и стремление разобраться в происходящем влекло меня дальше.

Каждый следующий шаг давался мне сложнее предыдущего. Всё дело было в звуке. Я и раньше слышала оглушительные шумы, например на авиашоу, стоя под пролетающими на экстремально низкой высоте истребителями. Но этот ужасный шум превосходил мои возможности. Это была сплошная стена нестерпимого грохота. Он давил мне на грудную клетку, тяжёлым обручем охватывал голову, и закладывал уши. Было просто невероятно, что я ещё стояла на ногах. И вообще, порой казалось, что эта скала сейчас дрогнет, закрутится как волчок, и рассыплется на обломки.

— Я не сплю, и не свихнулась! Этот водопад!.. — крикнула я, не слыша своего голоса. И не смогла продолжить. Звуковое давление прижало мои лёгкие к рёбрам. Застонав, я присела на корточки, опустив голову, и зажав уши ладонями.

Этого не могло происходить на самом деле. В центре города, среди таких знакомых улиц. Не под землёй, не в глубоких пещерах, а за стеной моей квартиры. За её стенами была весна, месяц май подходил к концу. Я была пока ещё одинока, но верила в свою счастливую звезду. Весёлые подруги, интересная работа, моя жизнь, ещё не погрязшая под илом быта. Ещё не ставшая мне в тягость.

«Может это испытание для меня? — мелькнула бредовая мысль. — Испытание или проверка. Но для чего? И кому под силу сотворить такое?». Я не находила ответа.

То ли оттого, что я немного передохнула, то ли чувства немного притупились, но я поднялась на ноги, и по-прежнему прижимая ладони к ушам, пошла вперёд.

Широкий кирпичный путь постепенно сужался до размеров тропы, которая, петляя, вела всё выше и выше — вверх на утёс. На самой вершине была небольшая ровная площадка, в центре которой торчал покосившийся деревянный столб с фонарём. Яростные порывы ветра от водопада раскачивали абажур фонаря, весь в прорехах от сквозной коррозии. Он с пронзительным скрипом, еле слышимым из-за грохота воды болтался над головой, и тени у моих ног двигались как живые. Беспомощно опустив руки, и так уже практически ничего не слыша, я растерянно разглядывала это место.

Рядом с фонарным столбом из земли торчало чёрное колено трубы с запорным вентилем, по своим размерам больше походившим на штурвал парохода. И ещё там было одно странное устройство. Хитроумный механизм из рычагов и балансиров. В качестве противовеса на длинной ржавой проволоке висела медная гиря, совсем позеленевшая, и даже немного замшелая. А на ободе вентиля болталась мятая жестянка, с красными облупленными буквами, намалёванными вкривь и вкось:

ВНИМАНИЕ! ГЛАВНЫЙ ВОДОСБРОС.

Я прикоснулась рукой к вентилю, и пальцы ощутили его бугристую поверхность, мокрую и холодную. Это ощущение совершенно уверило меня, что всё происходящее не сон, а самая что ни на есть реальность. Повинуясь безотчётному импульсу, я сжала колесо обеими руками, чувствуя, как в ладони впились тысячи игл ржавого металла, и повернула его по направлению часовой стрелки.

Отчего-то я подумала, что со стороны сейчас похожа на рулевого с парусника, угодившего в жестокий шторм. Капитана смыло за борт, часть команды под предводительством первого помощника в панике попыталась спустить шлюпки, но они мгновенно пошли ко дну. Погибли все кроме меня. Ах, нет. На корабле ещё остался кок. С горя напившись, он заливается пьяными слезами, прижимая к груди измятую фотокарточку с чьим-то улыбающимся лицом. По полу камбуза с грохотом и звоном перекатываются пустые бутылки и осколки тарелок, а он сидит в углу, и оплакивает свою безвременную кончину. А я, вцепившись побелевшими от напряжения кулачками в этот чёртов штурвал, с безнадёжным мужеством смотрю прямо по курсу. На глаз тайфуна. Из зелёных волн, в три раза выше самой высокой мачты судна, вынырнула харя морского владыки. Разевая рот, он поёт песнь воды, орошая поверхность взбесившегося океана дождём слёз. Я смотрю на него, и в отблеске этих печальных глаз вижу чёрные скалы, белый маяк, рыбацкий посёлок и траурную процессию с пустыми гробами. Словом, ничего нового, чего бы ни было раньше.

«От коррозии его наверняка заклинило намертво», — подумалось мне, но штурвал неожиданно провернулся. Грохот воды заглушал все звуки, но я была готова поклясться, что вентиль натужно заскрипел.

Какое-то время ничего не происходило. Затем я заметила, что напор воды немного ослаб. Шум становился всё тише. Одновременно с этим, рычаги механизма пришли в движение, подняв гирю вверх. Поток заметно уменьшился, и вскоре совсем иссяк. Поражённая, я стояла неподвижно, пытаясь найти связь между ржавым вентилем, и исполинской трубой, уходящей во мрак на недосягаемую высоту.

После оглушительного грохота мне казалось, что наступила абсолютная тишина. Но постепенно всё вокруг наполнилось тысячами звуков. С решётки трубы, прутья которой были толщиной с мою руку, гулко капала вода. Где-то шуршала, оседая, порода, а внизу послышался шум небольшого обвала. Подойдя к краю утёса, я осторожно заглянула вниз.

У подножия скалы, лениво огибая чёрные камни, струилась река, с глянцевыми водами цвета нефти или чернил. А дальше... Дальше была песчаная коса, на которой я разглядела человеческие фигуры. Это было невероятно, обнаружить живых людей в таком месте. Слева от фонарного столба круто вниз уходила неприметная тропа. Цепляясь пальцами за каменные выступы, наплевав на сохранность ногтей, я начала поспешно спускаться вниз. Против моих ожиданий вся тропинка до самого берега была устлана чем-то вроде мха, который был мягок, и защищал мои босые ноги от острых камешков.

Достигнув речной отмели, я осмотрелась. Они находились совсем близко — здешние обитатели. Став в круг, они пели заунывную песню без начала и конца, раскачивая в такт головами. Речная вода, которая сверху показалась мне чёрной, на самом деле была прозрачной как хрусталь. Я отчётливо видела светлое песчаное ложе реки, и множество камешков самых разных форм и цветов, похожих на разноцветные яйца фантастических птиц.

Вдруг пение смолкло. Они заметили меня. Непонятно отчего, я внезапно ощутила приступ страха. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Лишь вода в реке несла свои воды с тихим шелестом, да над берегом медленно плыл горьковатый дымок от костров.

От толпы людей отделилась одна фигура, которая направилась ко мне. Это был измождённый юноша примерно моего возраста, одетый в грязно-серую хламиду и подпоясанный широкой полосой тёмной ткани. Он был босым, как и я, лицо его было покрыто зеленоватыми пятнами, а к верхней губе прилипла яичная скорлупа. Больше всего меня поразили его глаза: большие, красивого коньячного цвета, с золотыми крапинкам, и какие-то неживые. Ненастоящие.

Не доходя до меня трёх шагов, он остановился.

— Ты с сухих земель?

Хотя он внятно произнёс свой вопрос высоким мелодичным голосом, мне понадобилось некоторое время, чтобы ответить ему. И в самом деле, что должна была сказать девушка, которая накануне спокойно легла спать, и внезапно обнаружила посреди ночи, что за стеной её ванной комнаты есть главный водосброс, скала с фонарём, неизвестная страна, и люди, один из которых преспокойно спрашивает: «Ты с сухих земель?»

Так что меня трудно было назвать медленно соображающей тупицей, когда я с трудом выдавила из себя:

— Что? А... да. Конечно. Я сверху.

— А мы речные жители. Всю жизнь тут живём...

Сухо закашлявшись, он прикрыл рот тыльной стороной ладони.

— А почему они так печально пели? У вас кто-то умер? — невпопад спросила я.

Он немного склонил голову.

— Нет. Наоборот — родился.

Я лишь пожала плечами, не найдя что ответить. Он тоже молчал, глядя на меня. Я не выдержала первой.

— Но как вы можете жить здесь?.. В этом месте?

Послышался тихий вздох:

— Это не так сложно, как кажется. И потом, здесь река... Это ты остановила воду на священном холме?

Вновь застигнутая врасплох его каким-то диким вопросом, я подумала, что он имеет в виду тот самый вентиль на вершине утёса.

— То есть... Ну да.

— Понятно. Тебе пора возвращаться. Всё будет — как было. Река не должна иссякнуть.

Я лишь непонимающе кивнула.

— А теперь прощай, чужая с сухих земель. Это тебе. На!

Я машинально протянула руку. Он что-то положил в мою ладонь, легонько сжав мне пальцы. Прикосновение его руки было почти неощутимым. Ни горячим, ни холодным. Неосязаемым. Как опустить руку в туман. Я зажала это «что-то» в кулаке, глядя в его стеклянные глаза. Покрасневшие в уголках, с вывернутыми веками без ресниц.

Совершенно неожиданно я разозлилась. Всё это напоминало неудачную театральную постановку. С труппой умственно неполноценных актёров под управлением шизофреника-режиссёра с садистскими наклонностями. В лечебнице для психически нездоровых людей, вдруг ставшей театром с невероятно шикарными декорациями. Невозможные люди в невозможном месте. Мне вдруг захотелось ударить этого юношу по лицу, и заорать: «Что всё это значит?! Верните мою собственность, заделайте стену и убирайтесь!»

Влепить ему пощёчину. Что ещё остаётся? Но в этом бредовом месте может случиться всё что угодно. Вдруг от моей оплеухи он упадёт навзничь, эти его страшные ненастоящие глаза закатятся внутрь черепа, а потом и вовсе вывалятся из глазниц, и из бесформенного тела, одетого в серые тряпки, во все стороны полезет сухая солома старого огородного чучела. Что тогда сделают речные жители? С пронзительным карканьем воронья, вьющимся над расстрельными ямами, они бросятся в разные стороны. Или молча кинутся на меня, поднимут на руки, срывая мои жалкие одежды, и понесут к своим кострам с голубыми языками призрачного пламени, чтобы принести в жертву допотопному речному божеству мою вопящую телесную оболочку.

Он сказал мне «прощай», юноша с покрасневшими глазами. Он прав. Надо немедленно уходить отсюда. Нет, пока не бежать — просто уходить. Толпа следит за каждым моим движением, и бежать нельзя. Но моё время на исходе. На скале уже пришёл в действие странный механизм: рычаги тронулись со своих гнёзд, медленно опуская замшелую гирю вниз. Когда штурвал вентиля повернётся в обратную сторону, я должна быть на вершине. В безопасности. Иначе навсегда останусь здесь.

Какая долгая дорога вверх, какая крутая тропа. Массы воздуха уже пришли в движение, вытесняемые из жерла трубы бурлящей водой. Она ещё далеко, но её гул вновь постепенно заполняет всё пространство. Вода несётся со скоростью экспресса, а я, что было сил, карабкаюсь вверх. Нарастающая дрожь скалы передаётся фонарю, и тени опять начинают замысловатую пляску. Я бегу по кирпичной дороге, закрывая уши ладонями, когда за спиной разверзается ад. Он не опаляет кожу красным отблеском огня. Этот ад чёрного цвета. Его маленький кусочек уже чудится нам во чреве матери, он маячит над нами всю жизнь, и его холодные губы лениво глотают нас всех, одного за другим, в конце короткого, или долгого, но всегда безрадостного жизненного пути.

Голос воды, голос неизбежного толкает меня в плечи и развевает волосы. Последние метры я преодолеваю в полубессознательном состоянии. Бегу изо всех сил, как если бы спасалась c тонущего судна. Священная жидкость заполняет каюты и коридоры, и призрачный белый пароход полным ходом идёт ко дну, оставляя за собой в толще воды весёлый след из разноцветных пузырьков веселящего газа и розового шампанского. Одинокая пассажирка бежит прочь, мимо мёртвого капитана в окружении русалок, пьяных матросов в килтах, и старшего механика с окладистой бородой, в конце весёлой пирушки неудачно севшего на пудинг со взбитыми сливками.

Но я не хочу с ними. Я не хочу стать собеседницей рыб. Я всего лишь сухопутное создание, испытывающее пещерный ужас от одной только мысли заполнить свои лёгкие священной жидкостью чёрного ада.

Ступив на пол, вся дрожа, я посмотрела на свои ноги. Грязные, словно по щиколотки окрашенные охрой. Тяжело дыша, и пытаясь немного привести в порядок растрепанные волосы, я почти минуту лихорадочно соображала, что в пустой ванной комнате мне нечем отмыть их. Наконец я догадалась открыть уцелевший шкаф. Пришлось извести целую пачку влажных салфеток, чтобы очистить ступни. Из тёмного проёма опять доносился яростный грохот водопада. Долго слышать его было просто невыносимо. Я выбежала вон, закрыв дверь, и машинально погасив свет.

Необходимо было что-то предпринять. Сделать хоть что-нибудь. Но кто мне может помочь? Стоп. Ведь проблема в воде, верно? Так вот пусть и разбираются!

«Пусть разбираются, — шептала я про себя, набирая телефонный номер. — Пусть возвращают обратно мою старую ванну. Может быть, я гостей жду в эти выходные. Мы бы в неё залезли втроём, поразвлечься. Чудесно было бы. Легко поместились. А в эту модерновую лохань, угловатую как фотографическая кювета, с трудом двое влезут. И о чём я только думала, бестолочь? Никакого комфорта!..»

Голос девушки взявшей трубку был мне незнаком. Когда я в прошлый раз делала заказ, мне отвечала другая. Та была скорее строгой школьной учительницей не привыкшей миндальничать. Помню, как тогда я представила себе на другом конце провода внимательное лицо, роговые очки и пучок. Эта была скорее весёлым ротиком до ушей, длинными накладными ногтями и розовой жевательной резинкой.

— Ням, ня... алло? — спросила она.

«Сейчас я тебе устрою «ням-ням», — злобно подумала я, и сразу вывалил на неё кучу претензий по поводу сделанных работ. Однако моя тирада не произвела на неё ни малейшего впечатления.

— А что конкретно у вас случилось? — она была явно настроена поболтать, и даже придала своему голосу оттенок сочувственного участия. — Протечка? Или неправильное функционирование? Ой, верно! С одной моделью биде уже была подобная неприятность, нам даже прошлось составлять рекламацию производителю. Поставщики последнее время стали работать спустя рукава. То ли дело раньше. Но вы же, вроде, не заказывали такую...

— Послушайте, — сказала я устало, перебив её, — просто пришлите кого-нибудь... посмотреть на всё это. Больше я вас ни о чём не прошу.

— Хорошо, — ответила она немного обиженным тоном, не переставая жевать. — В течение часа к вам приедут.

Мной овладела странная апатия к происходящему. Поблагодарив её, я легла на постель, бездумно глядя в потолок. Даже телефонную трубку было лень выпускать из рук. Вновь шум несуществующего дождя заполнил все комнаты. Что же мне делать? В моей ванной ход в неведомый мир. Прекрасные новости. Весь ремонт псу под хвост, я осталась без сантехники, и даже стена исчезла. Не такой я представляла свою жизнь, вселяясь в эту двухуровневую квартиру старого дома. Речные жители с небесным краном, мать их! Невозможно делать вид, что всё в порядке. То же самое, как спокойно ложиться в постель, зная, что под кроватью лежит издохшая лошадь. Может начать водить экскурсии, и взимать плату? Не смешно.

Это теперь даже не дом с привидениями, а гораздо хуже. Как в той передаче по «Нэшнл Джиографик». Два медиума, похожие на ярмарочных шутов, и специалисты с точными измерительными приборами, изучали паранормальные явления в одном шотландском поместье. Медиумы с серьёзными до кретинизма лицами несколько часов ходили по коридорам с рамками в руках, и говорили время от времени: «Я чувствую чьё-то присутствие». Или: «В этой пустой комнате что-то есть». А физики со своими железными ящиками, негодующе поглаживая усы и бороды, терпеливо доказывали, что эти два экстрасенса просто идиоты, или шарлатаны. На что медиумы, закатывая глаза, говорили о тонком мире и погрешности в измерениях. Вот бы сейчас всех этих клоунов ткнуть носом в рокочущую черноту ванной комнаты.

Хотелось плакать от бессилия. Я лишь горько вздохнула, сев на постели. Опустив телефонную трубку на рычаг, я, наконец, сообразила, что до сих пор сжимаю что-то в руке. То, что дал мне на прощание тот юноша. Непонятно зачем оглянувшись, я осторожно разжала кулак. На ладони лежала небольшая ракушка затейливой формы, и несколько гладких, до блеска отполированных водой цветных камушков. Положив их на чёрную поверхность прикроватной тумбочки, я некоторое время внимательно их разглядывала, а затем, завернувшись в одеяло, вновь легла в постель.

Дрожа как от озноба, я закрыла глаза в ожидании приезда специалистов.

Март-июнь 2013